Художница Дарья Барышникова: «Почему в школе не учат так, чтобы уберечь человека от колонии?». Подкаст

В небольшой, но просторной и светлой комнате с двумя окнами, выходящими на сквер Кирова, художница Дарья Барышникова учит всех желающих живописи. Но кроме этого вместе с проектом арт-галереи DiaS «Наедине с искусством» она проводит мастер-классы по эбру в исправительных учреждениях для осуждённых.

Фото из архива галереи DiaS 

О том, чем отличаются уроки для подростков, которые совершили преступление, и обычных школьников и почему современная исправительная система неэффективна, Дарья рассказала в интервью ПУ. По доброй традиции, автор для тебя, дорогой гость, подготовил текстовую и аудио версию. Приятного!
Эбру – это техника рисования на воде с возможностью перенести рисунок на бумагу или ткань. Её главная особенность в том, что на первом же уроке у вас получится вполне сносная картина, которую не стыдно будет повесить в рамочке на стену или даже кому-нибудь подарить.

Анастасия Михельсон, ПУ: – Что такое эбру? В одном источнике говорится, что эта техника родом из Турции, в другом – что с Алтая. Вы какой придерживаетесь теории?

Дарья Барышникова: – Всё верно. И то, и другое. Рисунки, которые дошли до наших дней, самые старые, – это примерно 1000 лет. Поэтому долгое время думали, что это всё из Турции распространилось. Но примерно 10 лет назад во время  раскопок на Алтае археологи нашли кусок кожи, на котором были видны знаки, выполненные в технике эбру. Этому куску кожи оказалось более 2500 лет.

– Как долго вы этим занимаетесь? И как к этому пришли? Я так понимаю, вы – профессиональная художница?

– Да, я художник, который давно рисует. Но первая с техникой эбру познакомилась моя подруга в Турции. Она предложила мне вместе поехать учиться.

– Подруга тоже художница?

– Подруга – строитель. Но она, когда родила ребёнка, стала интересоваться фотографией. И вообще она сама по себе очень умная, увлекающаяся, знает несколько языков. Но, когда мы поехали изучать эбру, никто из нас турецкого не знал, и мы просто повторяли за художником, общались с ним на жестах. Сейчас подруга живёт в Турции, пишет в этой технике и выставляется.

– В Иркутске эбру насколько популярно? Сколько человек ходят на занятия к вам в студию?

– Вообще сейчас в студии занимается 20 человек – 10 детей и 10 взрослых. Пишут все в разных техниках. На эбру ходят человек восемь стабильно. Бывает, что приезжают учиться, чтобы преподавать потом в своих городах. Сейчас очень активно эбру развивается в Усть-Куте, Черемхово, Улан-Удэ, Чите, в Ленске, в Якутии. Популярно стало учить детей в детских садиках. 

Студия «Белая» Дарья Барышниковой

                       ▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
– Как вы попали в проект «Наедине с искусством»?     

– Проект основала Диана Салацкая из галереи DiaS. Она предложила художникам, у которых нет предрассудков по поводу людей, находящихся в тюрьмах, давать им мастер-классы. Сначала она делала этот проект сама. Потом галерея выиграла президентский грант, и проект обрёл совсем другие масштабы, появилась возможность привлекать больше художников. Я участвую в проект один год.

– А много художников с предрассудками?

– Конечно! И у меня друзья некоторые говорили: «Ты зачем туда ездишь? Сама потом сядешь!» или «Там такая энергетика! Там же всё плохо!» Кто-то отговаривает, а кто-то наоборот говорит «Как здорово!» и поддерживает.

– А вы-то что чувствуете? Какая там энергетика?

– В первый раз когда ехала, конечно, было внутреннее напряжение. Но мне было интересно преодолеть этот барьер для себя.

Фото из архива галереи DiaS 

– Какие всё же были ожидания и оправдались ли они?

– Ожидания были, что там всё плохо, грязно, сурово.

– Это о самом месте. А о людях?

– Тоже думала, что всё плохо и угрюмо. Но оказалось, что люди всё же достаточно открытые. Раньше я была вожатой в педагогическом отряде, там была замечательная школа взаимодействия, работы с подростками, их организации. И в первый раз с «Наедине с искусством» мы поехали в колонию для подростков как раз. И единственное, что как-то угнетает и даёт понимание, где ты находишься – это контроль и досмотр на КПП, выписывание пропусков, ожидание. А когда попадешь на территорию... у меня было ощущение, что это обычный детский лагерь! Потому что подростки свободно ходят, у них есть учебный корпус, есть мастерские, где они столярничают, например, есть жилой корпус. Не было ощущения, что это какие-то особенные подростки. Есть люди в наколках, но это не большинство, таких мало.

Картина в технике эбру, написанная одним из осуждённых

                       ▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
– Подростки и дети сами по себе жестокие, а тут они ещё и подростки, совершившие реальные преступления. Когда вы провели первое занятие для них, какие были впечатления?

– Они очень правдивые и искренние. Даже там они более эмоциональные и отзывчивые, когда рисуют, чем взрослые.

– Они охотно занимаются?

– Да. Просят, чтоб ещё приезжали. Правда, возможно, это только потому, что для них это как свежий глоток воздуха – кто-то новый, новые лица.

– Но вы ездили и во взрослые колонии. Как отличается аудитория в женских и мужских?

– Женщины больше хохочут. Они такие радостные! Как дети! Они раскрепощённые, свободные и искренние.

– А мужчины?

– Мужчины более сдержаны, конечно. Мы были в колонии, где первый раз сидят, в колонии особого режима и в колонии, и где сидят бывшие милиционеры. Грустнее всех – милиционеры.

– По привычке, видимо. Они, наверное, всю жизнь такие были.

– И у меня сложилось впечатление, что они там долго сидят, потому что у них такая информация устаревшая! С ними разговариваешь, когда будто в Советский Союз попал. 

                       ▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
– А отличаются работы подростков и взрослых мужчин?

– Подростки более эмоциональные и их работы какие-то непосредственные. Они более яркие и абстрактные. А мужчины стараются рисовать более осознанно, композицию выстраивают, линии горизонта вырисовывают. Забавно наблюдать!

– А какая реакция на вас вообще? Вот вы им объясняете, что делать, а в глазах их что?

– Сначала удивление. Всё-таки это для них новая техника, необычная. Начинают спрашивать, где все эти инструменты можно взять. Когда знакомятся с техникой, многих это захватывает. Многие получают прямо истинно удовольствие, потому что с первого раза получается создать настоящую картину.

– Сколько вы объехали колоний?

– Много, почти все в Иркутской области. За один раз мы едем в одно место. Около часа идёт один мастер-класс. В некоторых колониях мы были по несколько раз, потому что начинали  этот проект ещё до того, как он получил государственную поддержку. Где-то нас надзиратели уже знают, приветствуют и радуются нам. Просят какую-нибудь литературу, потому что в каждой тюрьме есть библиотека. А ещё меня удивило, что на территории колоний есть храмы, мечети. Очень красивый буддистский храм на территории милицейской колонии. Я зашла и обалдела! Даже городской буддистский храм не такой красивый.

– О каком-нибудь самом запоминающемся мастер-классе расскажите. Который врезался в память.

– Наверное, в подростковых колониях самые впечатляющие занятия проходят. У них ещё вся жизнь впереди, им по 14-15 лет. Особенно запомнился один парень, который попал в Иркутск с родителями в числе беженцев из Луганска. Этот парень перестал слушаться родителей здесь, и они выгнали его из дома. Он связался с бандой, которая угоняла машины на разбор. Его поймали, посадили. Но никто к нему не ходит.

– И чем он запомнился?

– В нём не было надменности или зажатости наоборот. Я не знаю, раскаивается он или не раскаивается за то, что связался с этой бандой. Но хочется, чтобы у него дальше всё хорошо сложилось.

– Что он нарисовал?

– Ой, он активно так работал! Нарисовал поляну с цветами. Причём привлёк воспитателя, вдвоём они рисовали. В общем, такой светлый ребёнок, и, видимо, сами воспитатели тоже к нему испытывают тёплые чувства. По нему и другим ребятам совсем не скажешь, что они чего-то там натворили.

                       ▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
– А вас этот проект как-то поменял?

– У меня разрушились стереотипы относительно колоний и людей, которые отбывают наказание. Я перестала испытывать негативные эмоции, когда еду на очередной мастер-класс. Я просто стала думать о том, что могу этим людям дать что-то хорошее. А судить не мне их. Отдельный человек не может судить другого, потому что мы не знаем, какие обстоятельства толкнули его на преступление и относиться к нему плохо только потому, что он сидит, неправильно. Ещё я стала задумывать вот над чем. Главный вопрос – насколько это система перевоспитывает. Говорят, что только 20% отбывших наказание не возвращаются обратно. Почему? По моим наблюдениям, в колониях примерно на 10 осуждённых один воспитатель. И я подумала, а хоть в одной школе есть такое соотношение?

– Учитель в школе работает не с такими сложными учениками.

– А какая разница?

– Думаете, нет разницы между подростком, который сидит в тюрьме, и подростком, который ходит в обычную школу?

– Я просто подумала о том, что в образование школьное вкладывается гораздо меньше денег, чем в колонии. Как-то изначально неправильно расставлены приоритеты. Почему  не обучить человека в школе так, чтобы он не попал в колонию? Хоть в одной школе есть схема «один учитель на 10 учеников»? Такое только в исправительных уже учреждениях, наверное. Был у меня на мастер-классе один мальчик. По его поведению было видно, что он управленец, руководитель. Как потом выяснилось, он попал в тюрьму за убийство. А когда он был маленьким, его отец убил мать у него на глазах. Всё идет из детства. Я так понимаю, что, чтобы люди не совершали преступления, нужно культивировать институт семьи.

– А если благополучной семьи нет, то школа должна её роль выполнять?

– Школа никогда не сможет выполнять эту роль. Только мама и папа. Школа может направить, какое-то качество развить. А наши школы ничего не развивают, дети только сидят и сидят на уроках. Творчеством не занимаются, ни рисованием, ни музыкой.

                       ▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
– Как думаете, каким образом такие мастер-классы влияют на осуждённых? Какая для них польза?

– Творчество, по идее, оно субъективное и не знает границ. Человек, когда творит, он не чувствуют никаких ограничений и это заставляет его мыслить свободно и отвлекает от повседневных мыслей. Почитайте биографию Уинстона Черчелля. Он стал заниматься живописью, когда у него чуть ли не суицидное состояние было. Его жена пыталась вытащить его разными способами и привела его к своей сестре, художнице. И Черчилль, когда стал писать, вышел из состояния дикой депрессии и потом во все поездки брал с собой холсты и кисти. Всего он написал около 500 работ. Это яркий пример того, как творчество помогает абстрагироваться от проблем. И замечательно, что есть проект «Наедине с искусством», потому что, возможно, что для кого-то это будет началом чего-то нового, что-то он почувствует и осознает для себя.

Присоединяйся к ПУ в соцсетях:

VKontakte

Facebook

Instagram